Правда истории. Миф о польской стойкости в 1939 году

В последние годы мне доводилось читать статьи с критикой внешнейполитики СССР в предвоенные годы. В них встречалось утверждение, что в сентябре 1939 года польская армия героически противостояла вторгнувшимсяв Польшу германским войскам, а исход войны не был ясен вплоть до 17 августа1939 года, когда советские войска вступили на территорию Польши. Якобыэто утверждал польский генерал Андерс.

После окончания Великой Отечественной войны разбитые Красной Армией, но выжившие германские генералы стали сочинять мемуары, стремясь «спасти лицо». Тем же путём пошёл и польский генерал Владислав Андерс. Воевал он мало и плохо. В 1942 году, в нарушение данного польским эмигрантскимправительством обещания сражаться с немцами на территории Советского Союзаплечом к плечу с Красной Армией, этот генерал в разгар Сталинградской битвыувёл сформированную в СССР польскую армию в Иран. С тех пор у нас считаютАндерса лгуном и трусом.

В своих воспоминаниях он уверял, что 17 сентября 1939 года, когда КраснаяАрмия «вторглась» в Польшу, «натиск немцев стал ослабевать, и когдарастянутые на сотни километров немецкие коммуникации стали рваться, мымогли бы ещё сопротивляться некоторое время и дать союзникам возможностьударить на открытые западные границы Германии».

Сделав такое заявление, Андерс дважды солгал. Во-первых, к 17 сентябряпольская армия была разгромлена, немцам осталось ликвидировать лишьотдельные очаги сопротивления. Во-вторых, англичане и французы вовсе не собирались воспользоваться возможностью «ударить на открытые западныеграницы Германии».

С утверждением, что в сентябре 1939 года Великобритания и Франция предалиВторую Речь Посполитую, отдав её на растерзание гитлеровским варварам, в Польше многие согласны. Хотя сегодня у западных союзников находятся и адвокаты. Польский историк Рафал Внук на страницах вышедшего в 2019 году пособия «Россия и Польша: преодоление исторических стереотипов. 1918-1991 гг.» уверяет российских и польских учителей в том, что «ввиду неминуемогопоражения Польши немедленное нанесение франко-британского удара по Германии утрачивало смысл. Сталин открыл двери в войну».

«Двери» немцам открыл отнюдь не Сталин! После окончания Второй мировойвойны бывший начальник штаба оперативного руководства Вооружённых сил Германии генерал Альфред Йодль на допросе показал: «Мы не потерпелипоражения в 1939 году только потому, что во время польской кампании примерно110 французских и британских дивизий на западе бездействовали, стоя перед 23 немецкими дивизиями».

Подсчёты современных историков дают несколько иные цифры, но они не меняютобщей картины и главного вывода. В сентябре 1939-го 78 французским дивизиямобщей численностью 3,25 млн человек на германской оборонительной «линииЗигфрида» противостоял миллион немецких солдат и офицеров. Если французырасполагали 2850 танками, то у немцев на Западном фронте их не было вовсе! Франко-британская авиация имела почти двойное превосходство в воздухе (2421 самолёт против 1359). В случае массированного удара союзников гитлеровцампришлось бы забыть о Варшаве и Кракове и думать о защите Берлина. Однакопроливать кровь за Польшу союзники изначально не собирались, чего поляки не хотели понимать вплоть до разгрома немцами их армии.

Противостоять вермахту в одиночку польские войска были не в состоянии. Соотношение сил на польско-германском фронте было в пользу немцев. Противмиллиона польских солдат и офицеров гитлеровцы выставили 1,8 млн человек. Польская армия не была готова к «войне моторов». Германия имела почтитроекратный перевес в самолётах (2231 против 824) и четырёхкратный - в танках (2533 против 610). Причём польские танковые соединения были оснащены в основном устаревшими моделями.

Вермахт располагал 13500 орудиями и миномётами, поляки - лишь 4300. Ситуацию ухудшало расположение войск. Если польские войска были равномерноразвёрнуты вдоль почти 1900-километрового будущего фронта, то немцы создалимощные группировки на главных направлениях.

Начав наступление, германские пехотные части при поддержке артиллерии и авиации быстро прорвали польскую оборону и двинулись вглубь страны. В воздушных схватках между польской и германской авиацией сразу же обозначился перевес люфтваффе.

Руководители Второй Речи Посполитой, чья недальновидная и безответственнаяполитика явилась одной из главных причин Второй мировой войны, проявили трусость и некомпетентность. Пример показал президент Польши ИгнацийМосцицкий, уехавший из Варшавы в первый же день войны. А

5 сентября столицу покинуло и правительство, 7 сентября из Варшавы уехалВерховный главнокомандующий польской армией, маршал Эдвард Рыдз-Смиглы. Ставка была перенесена в Брест-Литовск. Для управления государственнымаппаратом и вооружёнными силами все эти перемещения имели пагубныепоследствия.

Ещё 5 сентября Рыдз-Смиглы отдал приказ об отступлении польских армий за Вислу и создании обороны на линии Нарев - Висла - Сан. Отход былхаотичным, что явилось следствием организационных проблем и слабойоснащённости радиосвязью. В результате за несколько дней войска полностьюпотеряли управляемость.

Свидетелем катастрофы польской армии был Ян Карский (псевдоним Яна Козелевского), памятник которому стоит в Вашингтоне в парке Джорджтаунскогоуниверситета. Этот поляк в годы войны в качестве курьера осуществлял связьмежду польским подпольем и находившимся в Лондоне эмигрантскимправительством. Карский одним из первых поведал миру об уничтожении евреев в оккупированной немцами Польше, за что потом получил от Израиля звание«Праведника народов мира».

Первые недели войны Карский - противник Советского Cоюза и социализма - видел своими глазами. Его воспоминания опровергают миф польских фальсификаторов истории.

Полк, в котором служил подпоручик Карский, был дислоцирован в Освенциме - городе, вскоре получившем печальную известность. Ян Карскийсвидетельствовал: «На рассвете 1 сентября, около пяти утра, когда солдатынашего конноартиллерийского дивизиона мирно спали, самолёты люфтваффенезамеченными долетели до Освенцима и, пролетая над нашими казармами, забросали всю округу зажигательными бомбами. Одновременно сотни немецкихтанков пересекли границу, и под их огнём всё окончательно превратилось в руиныи пепелища… Опомнившись и оценив положение, мы увидели, что не способныоказать существенного сопротивления. Хотя нескольким батареям удалось каким-то чудом довольно долго продержаться на своих позициях. К полудню две нашибатареи были уничтожены. Казармы разрушены до основания, железнодорожныйвокзал сметён с лица земли».

Сдержать наступление вермахта ошарашенные поляки не смогли. В тот же день находившиеся в Освенциме части получили приказ отступать. Это был не организованный отход на новые позиции, а паническое бегство. Карскийвспоминал, что его «резервная батарея покинула Освенцим и двинулась боевыммаршем по направлению к Кракову, захватив с собой пушки, снаряды и провиант… На вокзале нам пришлось ждать, пока починят пути. Мы сидели на земле под палящим солнцем… В тягостном молчании разместились мы по вагонам, и поезд двинулся на восток, в сторону Кракова. Ночью он много раз останавливался и подолгу стоял… На рассвете появилось полтора десятка «хейнкелей», целый час они бомбили и расстреливали из пулемётов наш поезд и разнесли в щепки более половины вагонов. Почти все там были убиты илиранены. Мой вагон уцелел».

Оставшиеся в живых военнослужащие покинули разбитый поезд и пешком пошлина восток. Карского сильно удручало, как происходило отступление: «Шла не армия, не батарея, не взвод - просто много отдельных людей шагали скопом неведомо куда и зачем. Дороги были забиты беженцами и отбившимися от своихчастей солдатами, точно катилась огромная приливная волна, увлекая за собойвсех встречных. Целых две недели эта лавина медленно двигалась на восток. Сам я держался группы, которая ещё сохраняла какое-то подобие воинскогоподразделения. Мы надеялись дойти до новой линии обороны, остановиться и вступить, наконец, в сражение. Но каждый раз, когда, казалось, такаявозможность была близка, наш капитан получал приказ продолжать отступлениеи, пожав плечами, понуро указывал нам путь дальше на восток… Так мы брели без особой спешки, поскольку утратили всякое представление о цели».

17 сентября, констатировал Карский, «изнурённые, обессилевшие, ошалевшие и растерянные, мы подошли к Тернополю». Характеризуя состояние своё и спутников, он признал: «Мы уцелели физически, но морально немецкий«блицкриг» уничтожил нас, и мы настолько утратили всякие ориентиры, что едвапонимали, что творится вокруг; мы не были ранены, но потеряли силы и волю».

Вскоре польским горе-воякам встретились части Красной Армии, которым они без боя сдались.

Олег Назаров, доктор исторических наук

Источник: КПУ